Научный проект Российского фонда фундаментальных исследований № 19-09-00163 «Историческая политика в странах бывшей Югославии»

Состав творческого коллектива:

Описание проекта

Актуальные толкования национальной истории и соответствующие им варианты воздействия на историческую память в странах бывшей Югославии выстраивались в результате отталкивания от господствовавшей прежде установки на «братство и единство» югославянских народов. В период крушения Федерации на рубеже 1980-х – 90-х гг. погребенные под слоем этой идеологии болезненные воспоминания, враждебные стереотипы, мистифицированные истории вышли на поверхность, что привело к торжеству «базарной истории». Некоторые аналитики утверждали даже, что именно химеры прошлого продуцировали национальную мобилизацию и войны 1990-х гг. По мере снижения градуса военной конфронтации, в перспективе вступления в евроатлантические структуры возникла проблема интеграции крайне конфликтных исторических моделей в европейскую и глобальную память. Впрочем, возможности корректировки оставались ограниченными из-за последствий катастрофического распада Югославии. При поддержке местных политических элит гуманитарии соревновались в утверждении европейской идентичности «своей» нации, в перенесении исключительной ответственности за истребительное насилие мировых войн, локальные этноциды 90-х или коммунистическую диктатуру на соседей, а следовательно, и в доказательстве патриотического тезиса о нации-жертве. Вопреки внешнему сходству некоторых аспектов подобных построений с общеевропейским проектом памяти о жертвах тоталитаризмов, он в корне противоречил его замыслу на преодоление национальных границ.

белов сараево

Универсальный смысл общеевропейского мемориального проекта содержит в себе важное гуманистическое послание и политически оправдывает демократический порядок, однако обобщение жертв тоталитаризмов в ряде случаев позволяет недобросовестно использовать его для манипулирования памятью о трагическом или преступном прошлом. Тогда преступники одних тоталитаризмов превращаются в жертв другого, а сами преступления замалчиваются или преуменьшаются. Выравнивание преступлений нацизма (фашизма) или профашистских диктатур и коммунистических режимов послевоенного времени, позволяет сосредоточить внимание именно на преступлениях последних, принимая мемориальную культуру Холокоста как экспортный товар и минуя фазу «общественной проработки» прошлого. Удобство памяти о жертвах коммунизма связано с интернациональным характером его проекта будущего. Впрочем, из-за неприятия интернационализма в других случаях возникают трудности при усвоении ценностей, декларированных объединенной Европой. А правые популисты, традиционалисты и консерваторы трактуют эти установки как схожие с коммунистическими.

Коммунизм в посткоммунистической Европе, чаще всего, определяется как привнесенный извне, из Москвы, что освобождает от поиска внутренних корней тоталитаризмов. То же самое делает проблематичным исторический статус прокоммунистического антифашистского движения Сопротивления. Сложность исторического процесса подменяется контрастной схемой, избавляющей от трудных вопросов и глубоких размышлений.

В Югославии лишь отчасти коммунизм мог быть списан на давление И.В. Сталина или «руку Москвы», поскольку после разрыва с СССР в 1948 г. ее влияние было отсечено, а после примирения 1956 г. сильно уменьшено. Проводники исторической политики, начиная с кризисных 80-х, скидывали вину за преступления коммунистических властей на соседей, представляя «свои» народы жертвами чужих преступлений, или же на обобщенный Коминтерн с его печальным наследием. Все это отражается и на памяти о Второй мировой войне, которая сопровождалась сложной и многослойной Гражданской войной на территории бывшей Королевской Югославии. Ее трагедия в свою очередь становится избирательной матрицей для осмысления новой этногражданской бойни 90-х гг., увенчавшей падение или националистическую трансформацию коммунизма. Взаимные обвинения в «фашизме» превращаются в популярные и принятые на официальном уровне исторические проекции.

Свидетельством напряжения и сомнений в утвердившихся после распада Югославии и войн 1990-х канонах национальной памяти стали усиливающиеся споры об «историческом ревизионизме», в которых обнажается утилитарное и идеологически мотивированное отношение к прошлому. Кроме того, она отражает определенные отличия от восточноевропейского тренда в исторической политике, в которой память о тоталитарных режимах переносит акцент на внешнее воздействие советского коммунизма. Победа коммунистического движения Сопротивления в 1945 г., разрыв с Москвой (1948), «особый путь» к социализму и внеблоковое положение Югославии во время «холодной войны» не позволили использовать в посткоммунистических интерпретациях прошлого версию внешнего насилия со стороны «красной империи». Поэтому ответственность за тоталитарный режим в странах бывшей Югославии перекладывалась на соседей по федерации, представлялась деянием отступников от национальной миссии или результатом «трагической ошибки». Мифологема антифашистской борьбы национализировалась, а интернациональный компонент из воспоминаний о ней элиминировался.

В центре полемики о (не) приемлемости «исторического ревизионизма» находятся события двух мировых войн. В период Второй мировой на территории Югославии шла многослойная гражданская война. Свыше 70% жертв войны из числа подданных королевства Югославии пало от руки своих сограждан. С конца 80-х годов прошлого века все более широкое распространение получает эмигрантская литература с полярными трактовками на националистической основе. Основные постулаты этой литературы с середины 90-х годов становятся частью официальной историографии в Сербии, Хорватии, Словении, поскольку после падения однопартийной системы прежняя официальная память о Второй мировой войне была окончательно обесценена.

В частности, в Хорватии это выразилось в совмещении «блайбургского мифа» о пособниках нацистов усташах как жертвах коммунистического режима с новым основополагающим мифом хорватской государственности — героическим рассказом об Отечественной войне 1991–1995 гг., который несет в себе неустранимы конфронтационный потенциал.

Схожий жертвенный сюжет используется в Словении, где завершение Второй мировой войны и расправа партизан над домобранами описывается как результат революционной войны, повлекшей истребление соотечественников по идеологическим соображениям.

В Сербии с 1990 г. приобрели стабильность празднества и мемориал четнического движения на Равной горе. В 2004 г. ветераны-четники были уравнены в правах с партизанами, а в 2015 г. их лидер Д. Михайлович был признан неосужденным. Определенный вклад в реконструкцию национальной памяти внесли и последователи коллаборантов М. Недича и Д. Льотича. Речь идет о распространении взглядов на повстанческое сопротивление оккупантам как на бесполезную авантюру.

Враждебные стратегии официальной памяти все еще пользуются государственной поддержкой и массовым одобрением на низовом уровне, но одновременно усиливаются и голоса их критиков. С углублением экономических, демографических, социальных проблем нарастает усталость от эксплуатации исторических мифов и ощущение отрыва от реальных общественных проблем. Споры и конфликты стимулируют в частности усилия властей (или связанных с ними организаций) по закреплению официальной памяти путем преобразования мемориальных пространств и объектов. В некоторых случаях такие усилия оборачиваются своего рода «войной памятников» на межнациональном уровне.

Публикации:

 

Поделиться: